В углу глухой кузни гудит мех, искры прыгают, как бешеные пчёлы, а под молотом рождается металл — тяжёлый, горячий, будто его вырвали из самого сердца вселенной. Каждый думает: ну мастер, ну сила! Но мало кто задаётся вопросом, почему рукоять клинка внезапно изгибается тройной древней спиралью, зачем на заклёпке блестит странная точка с хвостиком, и что за детские «царапины» прячутся под никелем. Разве это просто прихоть художника? О, нет.

Представь: туман стелется над рекой, в камышах сипит неведомый зверь. На крутом обрыве стоит человек с копьём. Внизу извивается чёрная дуга, и каждый её изгиб будто пульсирует самой древней ненавистью мира. Секунда — и металл впивается в гладкую чешую. Сухой хруст, брызги крови, оглушительный рёв. Тишина. А теперь ответь: ты только что видел кадр исторической хроники… или афишу сказки?

Напряги слух: в ночи шуршит вереск, туман стелется по болотам, и где-то хрипло кукарекает петух до рассвета. Ты поднимаешь гладкий бронзовый диск, поднося к лицу, — и вдруг воздух рвётся шелестом чужого шёпота. Зеркало не отражает, оно дёргает за душу, как рыбак за крючок. Недаром древние кельты дрожали, роняя щиты, когда поверхность металла вспыхивала лунным светом. Никто не хотел стать пленником обратной стороны.

Когда тёмное небо разрывается светлым полумесяцем, женщина чувствует дрожь древнего родства. Луна шепчет, меняется, исчезает и возвращается — и точно так же меняется, исчезает и возвращается сама женская сила. Спрашиваете, зачем сегодня носить старинную подвеску-лунницу? Ответ прост: чтобы мир не забыл, кто здесь на самом деле командует приливами.